Место и роль КНР и России в Восточной Азии
В задачу данной статьи входит намерение дать объективную сравнительную оценку места КНР и России в Восточной Азии, а также их роли на начало XXI века. Чтобы избежать возможного взаимонепонимания, для начала необходимо определиться в некоторых ключевых терминах, каковыми в тексте являются “место”, “роль” и “Восточная Азия”.
Определение термина место зависит от поля или сферы исследования объекта. В нашем случае таковыми являются экономическое, геостратегическое и социальное поля. В экономическом поле место (или “вес”) означает сравнительную мощь государства, которая вычисляется как совокупный экономический потенциал той или иной страны. В геостратегическом поле место определяется степенью объективного воздействия государства на структуру и систему международных отношений, т.е. оно может быть глобальным, региональным или локальным. В социальном поле место государства отражает формационную суть общества в рамках категорий капитализма и социализма.
Нам понадобится также термин “цивилизация”, весьма спорное и сложное понятие, имеющее десятки различных толкований. Не вдаваясь в споры на этот счет, я определяю его здесь как термин, а не понятие, который в моей формулировке звучит так: цивилизация - это сложившийся веками общий генотип некой целостности сообщества людей, отличающих себя от всех остальных сообществ (народов или наций).
Роль - это субъективная оценка участниками международной среды внешней политики того или иного государства на международной арене1. Хотя это понятие тесно связано с мощью государства, однако не в прямо пропорциональных отношениях. Как показывает пример Японии, мощь (= экономический потенциал) может быть громадной, а роль весьма скромной и наоборот.
Под Восточной Азией (ВА) я понимаю географический регион, состоящий из СВА (Россия, Япония, КНР, КНДР и Корейская Республика) и ЮВА (Тайвань, страны АСЕАН, Лаос и Камбоджа).
Место КНР и России в Восточной Азии
1. Экономическое место. КНР, безусловно, совершила фантастический скачок за период проведения реформ, начавшихся с 1979 г. Ни одна капиталистическая страна в мире, включая "4-х малых драконов" Азии, не развивалась такими быстрыми темпами как социалистический Китай. По любым макропараметрам (ВНП, промышленность, сельское хозяйство, внешняя торговля, общий уровень жизни, наука, техника и т.д.) прослеживается устойчивая повышательная тенденция. В целом же, если брать ВНП как агрегированный показатель экономического роста, он увеличился в два раза за период 1980 -1990-е годы, и еще почти в два раза за 1991-1995-е годы2.
Какого же его соотношение с ВНП или ВВП (очень близкие индикаторы) других стран?
Для начала напомню, что до реформ по этому важному показателю Китай занимал место в конце второй десятки стран мира. Ныне ситуация изменилась кардинально. По данным Мирового Банка, по ВВП уже к 1992 г. Китай занял 8-е место в мире (506,1 млрд долл.) после США, Японии, Германии, Франции, Италии, Англии и Испании. В 1993 г. он переместился на 7-е место (581,1 млрд долл.)3. В 1995 г. и 1996 г. он сохранил это место, хотя сумма ВВП весьма значительно увеличилась до 702 млрд и 830 млрд долл. По другим данным, цифра 1996 г. была равна 897 млрд долл. После возвращения Гонконга в 1997 г. в лоно материкового Китая представляется корректным добавлять ВВП “возвращенца” (на начало 1998 г. - около 161 млрд долл.) к ВНП КНР, что в сумме составит приблизительно около 1 трлн долл. Другими словами, с региональных позиций ВВП Китая превосходит совокупный ВВП стран АСЕАН, более чем в два раза ВВП Южной Кореи, более чем в три раза ВВП Тайваня, в то же время уступая ВВП Японии почти в четыре раза.
На фоне Китая экономический вес России выглядит более чем удручающим. Еще в 1980 г. ВНП СССР составлял 58% от ВНП США (1,500 и 2,600 млрд долл.). В начале перестройки в 1985 г. он был равен 52% от ВНП США (2,118 и 4,054). В 1991 г., т.е. перед началом капиталистических реформ, это соотношение ухудшилось и было равно 44% от ВНП США (2,531 и 5,695)4. После развала СССР и начала капиталистических реформ, правда, уже России, а не Советского Союза, начался такой обвал экономики, что сравнение с США стало бессмысленным. Россия выпала из разряда экономических сверхдержав, стремительно перейдя в разряд “средних” государств с такой динамикой “развития”: если еще в 1992 г. ВНП России был равен 853 млрд долл., то к началу 1998 г. он снизился до 454 млрд долл.5. То есть сокращение произошло почти в два раза, причем не только по ВНП, а почти по всем экономическим макропоказателям. Это привело к абсолютному отставанию от ВВП КНР также почти в два раза. Хотя еще в 1985 г. соотношение ВНП СССР и КНР выглядело так: СССР - 2,287 млрд долл., КНР - 252 млрд долл.6. Ныне же экономический потенциал России стал уступать даже такой небольшой стране как Южная Корея (ВНП - 495 млрд долл.).
С точки зрения “видимости” страны на международной арене более важным является внешнеэкономическая деятельность государства. И в этой плоскости сравнение не в пользу России. Если взять только торговые объемы, то окажется, что по “массе” Россия уступает Китаю (без Гонконга) и в экспорте и в импорте почти в два раза (экспорт и импорт КНР и России в 1997 г. соответственно были равны 183, 171 и 90, 77 млрд долл.). Еще более разителен контраст в удельных весах России и КНР в торговле со странами ВА. Так, доля Китая в экспорте и импорте этих стран составляла в 1995 г. 5 и 10%, в то время как доля России соответственно 0,4 и 0,7%. Хотя доли стран ВА в экспорте и импорте КНР и России несколько иные, но контраст сохраняется. Их доля в экспорте Китая составляла 6,1% для ЮВА и 50% для СВА; в экспорте России - 2,6 и 11,0%; в импорте КНР - 7,1 и 47,0%, России - соответственно - 1,0 и 5,1%.7
Все эти цифры говорят о том, что Китай динамично набирает вес в Восточной Азии с перспективой стать самым мощным экономическим анклавом в этом регионе. А это превращает КНР в экономическую державу глобального масштаба.
Позиции же России в ВА, никогда не отличавшиеся большой значимостью, за годы реформ ослабли в еще большей степени. Конечно же, при кардинальном изменении курса реформ эти позиции можно упрочить. Но и в этом случае не стоит питать иллюзий, что “АТР” занимает или может занять весомое место в российской торговле или в целом во внешнеэкономической деятельности нашей страны. Надо трезво отдавать отчет себе в том, что ни этот мифический “АТР”, ни Восточная Азия никогда не будут занимать “весомое место” в нашей экономической политике. Россия в силу множества причин была, есть и будет устремлена на Европу. Переломить эту тенденцию можно было бы, если Российский Дальний Восток (РДВ) превратился бы в место бурной экономической деятельности, типа Калифорнии. Но этого не произойдет по самым простым и прозаическим причинам: географии и климата, а отсюда и демографии. Плюс масса других причин, являющихся следствием названных. Так что не надо себя обманывать.
2. Геостратегическое место. С геостратегической точки зрения ВА является одной из глобальных зон мировой политики, в котором сконцентрированы стратегические интересы всех великих держав мира, три из которых (Япония, КНР и Россия) расположены внутри самой зоны. Такое внимание к региону вызвано природными богатствами ВА, стратегическими морскими путями, динамичным экономическим развитием большинства стран региона, двумя узлами противоречий (Корейский полуостров и Тайваньская проблема), наконец, обращенность региона к Тихому океану, а, следовательно, и борьбой за его обладание.
В настоящее время в регионе доминируют две державы: США и Япония. Последняя в большей степени экономически, постепенно внося в это доминирование и свой военный вклад через американо-японскую систему безопасности.
Потенциально нарушить эту гегемонию может только Китай, географически расположенный в сердце этого региона. Наращивание экономической мощи КНР даже при некотором сокращении темпов экономического развития может превратить эту державу в ядро панкитайского анклава, интеграционно связанного на первых порах со всеми странами АСЕАН, где сильны позиции хуацяо. (Для информации: совокупный экономический потенциал хуацяо в ЮВА составляет около 550 млрд долл.). На следующем этапе существует большая вероятность интеграционной увязки этого анклава с экономиками двух Корей и оставшимися за бортом АСЕАН Лаоса и Камбоджи.
Любой складывающийся интеграционный экономический комплекс порождает два взаимосвязанных явления: бурный экономический рост и стремление защитить экономические интересы военными средствами. Этот тезис наглядно подтверждается системами военной защиты в Европе (НАТО - Общий рынок) и в Северной Америке (механизм американо-канадского военного сотрудничества - НАФТА).
Противниками подобной панкитайской интеграции по естественным причинам являются США и Япония, откровенно добивающиеся “открытой интеграции АТР”, например, в рамках АТЭС. И хотя на данный момент Пекин, заинтересованный в иностранных инвестициях и во внешнеторговых связях с теми же США и Японией, не возражает против “открытой интеграции”, то со временем, по мере складывания интеграционной зоны вокруг Китая, он вынужден будет предпринять меры по защите интеграционного комплекса с использованием военных инструментов политики. Именно на это и нацелена программа модернизации военного потенциала Китая, в которой упор делается на ядерно-стратегическое оружие и ВМС. В любом случае КНР превращается в полноправного участника геостратегической игры в XXI веке по масштабам, адекватным значимости США и Японии.
Иначе обстоит дело с Россией. Проблема в том, что она примыкает к ВА самой неразвитой частью своей территории. Ее нынешний экономический вес не идет ни в какое сравнение ни с одной из стран ВА. Современное состояние этой “части” продолжает ухудшаться. Потенциальные возможности РДВ, о которых трубят на протяжении 100 лет, безусловно, существуют, но цена их реализации может превзойти цену самого “потенциала”8. Мечты евразийцев о “мосте” между Европой и Азией (Дальним Востоком) разбивают элементарные экономические расчеты, которые, например, показывают, что мост через “шелковый путь” или иные пути в обход России значительно экономичнее и, главное, надежнее.
Слабость нашей экономики на Дальнем Востоке и минимальная вовлеченность в торгово-экономические связи с Восточной Азией блокируют возможности для входа России в геостратегическое пространство этого региона. В какой-то степени это отразилось и на сокращении нашего военного присутствия здесь. Достаточно сказать, что оборонительная линия Тихоокеанского флота России сократилась до морских рубежей РДВ. Действительно, чего ради “вторгаться” в Восточную Азию, если наши национальные экономические интересы скукожились до формулы: лишь бы пережить зиму (например, в Приморье).
Парадокс заключается в том, что именно столь незавидная реальность делает Россию самым активным игроком в геостратегическом пространстве ВА в соответствие с логикой: сильные правят, слабые играют.
3. Социальное место. Несмотря на “коллапс” коммунизма в России, историческая борьба между социализмом и капитализмом продолжается, хотя и в иных, отличных от периода холодной войны формах. Безусловно, современный капитализм и социализм не похожи на свои классические варианты, однако их генетическая суть осталась неизменной: социализм - общество равенства и справедливости, капитализм в его глобальном измерении остается обществом эксплуататоров и эксплуатируемых.
Китайское государство, управляемое КПК, сохраняет и укрепляет свой вариант социализма с китайской спецификой (жесткая надстройка в сочетании с “мягким”, многоукладным базисом). Пекинские лидеры, внедрив в базис рынок как средство разгона экономики, осуществляют реформы не ради рынка, а ради ускоренного развития всего Китая. Они стремятся нейтрализовать побочные эффекты капитализма в базисе, жестко контролируя социальные сферы жизни китайского населения. Все это оказалось возможным благодаря идеологии марксизма-ленинизма, идей Мао Цзэдуна и теории Дэн Сяопина о социализме с китайской спецификой, как бы плакатно это не звучало.
С международной точки зрения социалистический образ Китая опровергает утверждение всех прокапиталистических идеологов (к примеру, Ф. Фукуяма) о “конце истории”, т.е. о поражении социалистических вариантов развития, и ставит под сомнение теорию глобального капитализма. Более того, именно социализм делает Китай стратегическим полюсом притяжения всех антиамериканских и антиимпериалистических сил, особенно в зоне Третьего мира, объективно превращая КНР в лидера антизападного фронта в предстоящих схватках с Первым миром.
Россия же за короткое время, растеряв свой социализм, превратилась в капиталистическое государство по структуре, напоминающей государственно-монополистический капитализм (ГМК) начала XX века. Подобный возврат оказал негативное влияние на престиж страны на мировой арене. Историческая ирония заключается в том, что реставрация капитализма ни только не привела к процветанию России, а самым неожиданным образом отбросила страну на десятки лет назад. Тем самым капиталистический опыт в России нанес удар по самому капитализму как системе. Россия убедительно продолжает демонстрировать, что капиталистический путь реформ не ведет к экономическому росту. По крайней мере, на российской почве он оборачивается обнищанием населения, экономическим спадом, потерей национального суверенитета, снижением статуса государства в мире.
Столь разительный контраст в результатах между социалистическим Китаем и капиталистической Россией оказывает самое глубокое воздействие на систему международных отношений уже сейчас, но особенно он скажется в XXI веке.
4. Цивилизационное место. В настоящее время существует 6-8 цивилизаций. Каждая уникальна и неповторима. Навязать цивилизацию в принципе невозможно, поскольку ее культурная надстройка вырастает из специфического геоклиматического базиса и исторического опыта. Среднестатистический русский никогда не будет похож на среднестатистического японца, китайца, индийца, араба или европейца, поскольку обширная территория и суровый климат постоянно воспроизводят ген, соответствующий потребности для выживания именно в названных условиях. Также и историческая практика русских, вся история которых была историей войн, заложила в его гены элемент патриотизма, который слабо представлен в других цивилизациях. Эти гены настолько живучи, что они сохраняются продолжительное время (несколько поколений) даже в случаях, когда представители одной цивилизации проживают в среде другой цивилизации. Россиянин остается русским везде, точно также как и араб или японец. Поэтому объективное столкновение цивилизаций, о чем писали поначалу А. Тойнби, а в наше время С. Хантингтон, не мотивировано сутью самой цивилизации. Столкновение происходит только в случае попыток навязать одну цивилизацию другой, чем занимались в свое время европейцы, а в настоящем - американцы. И если в отношении китайской цивилизации, равно как и арабской, японской и даже латиноамериканской эти попытки оказываются безрезультатными, то в отношении России кое в чем американцы преуспели. Часть российского населения, особенно в столице, начала терять русский облик, пытаясь скопировать американский образ жизни и мысли. Сказывается это и на языке, культуре и поведении. И тем не менее, как бы искорежена ни была наша культура нынешними реформами, росляне еще сохраняют основы своей цивилизации.
Но наша цивилизация не будет оказывать какого-либо влияния в Восточной Азии, поскольку она является результатом иного геоклиматического и исторического пространства. Самое любопытное, что не представляет “угрозы” для стран ВА и японская цивилизация. Причина одна - ее невозможно адаптировать. Китайская цивилизация в этом смысле имеет значительно больше шансов на гегемонию не только в силу большого количества китайцев-хуацяо, проживающих в странах региона (около 25 млн человек), но и в силу ее более легкой усвояемости благодаря распространению конфуцианства.
Роль КНР и России в Восточной Азии
Поначалу два слова о теории многополярности, о которой часто говорят на официальном уровне и в Москве, и в Пекине. Хотя сама теория появилась в середине 60-х годов, нынешняя ее популярность в двух столицах объясняется реакцией на раздражающую единоличную гегемонию США в мире.
Ослабленная Россия и еще не набравшая силу КНР заинтересованы в многополярном мире, в котором нет гегемона, а есть концерт равновеликих государств, определяющих справедливое мироустройство на базе равноправных и гармоничных отношений всех со всеми. Историческими корнями подобных идиллий является кантианская идея о всеобщем правовом гражданском обществе, перенесенном в систему международных отношений, пребывающем в состоянии мира между всеми государствами. Эти утопические мечты постоянно опровергает реальность, которая обнаруживает себя не через гармоничные законы Канта, а законы противоречий Гегеля, из которых вытекает также закон силы в системе международных отношений. В моей формулировке он звучит так: как только государство достигает уровня экономической мощи и военного потенциала, адекватного или близкого к мощи и потенциалу страны-гегемона, оно требует для себя нового статуса, означающего на деле очередной передел мира. При этом сам закон разворачивается в определенном замкнутом цикле изменения международных отношений, состоящем из трех взаимно переходящих друг в друга фаз: многополярность, биполярность и единоличная гегемония. И хотя все эти фазы динамичны, тем не менее, среди них наименее устойчивой, а значит и самой опасной, является многополярная система, а самой устойчивой - биполярная система.9
Другими словами, в мире постоянно шла и идет борьба за гегемонию, что подтверждается всей мировой историей. У меня нет оснований предполагать, что XXI век окажется мудрее предыдущих веков.
В настоящее время США доминируют в любой сфере: в экономике, политике, военной области. Все разговоры о трех центрах в системе капитализма (США, Западная Европа и Япония) не представляются серьезными. Безусловно, структура международных отношений довольно сложна: она состоит и из противоречий в рамках тех же трех центров, есть противоречия между Севером и Югом, существует сложный клубок отношений всех с Россией и КНР, есть Арабский Восток и т.д. Но, в конечном счете, если проанализировать ситуацию на генерированном уровне, мы вынуждены будем признать, что сейчас правят бал США. Но это не может длиться вечно не только из-за закона силы, действующего в системе международных отношений, но и весьма серьезных процессов в самих США. В этой связи достаточно указать, например, на два явления: ущерб ТНК, наносимый экономике самих США, и возможный распад Северной Америки из-за этнических противоречий между англо-говорящими и испано-говорящими американцами. В Канаде, например, аналогичный процесс связан со стремлением Квебека отделиться от "остальной Канады".
Но самое главное, с чем столкнутся США в следующем веке - это с вызовом, который исходит от Китая.
Как уже отмечалось выше, роль страны напрямую связана с той политикой, которую проводят государства на международной арене. Но она зависит также и от того, какую политику проводят другие государства, в первую очередь США и Япония.
Нынешнее состояние китайско-японских и китайско-американских отношений можно считать довольно приемлемыми для всех сторон. Однако сами же китайцы, их ученые и руководители неоднократно говорят и пишут о том, что есть страны, которые не изжили синдром холодной войны, претендует на гегемонию и т.д. Об этом, в частности говорилось и в докладе Цзян Цзэминя 15 съезду КПК в разделе внешней политики. Хотя он и не называл конкретно страны, но речь явно шла, прежде всего, о США. Другие, в частности китайские ученые, об этом пишут прямо, так сказать, называя имена. Для примера приведу выдержку из статьи Сюэ Хэминя и Вай Хайханя из журнала “Beijing Review”. Они пишут: "Стратегическим планом США является использование своей экономической и военной мощи плюс дипломатические усилия для предотвращения угроз своей национальной безопасности и экономическим интересам, а также усиление своего превосходства в мире. Исходя из этого, внешняя политика США становится все более и более агрессивной"10. И в качестве примера они указывают на расширения НАТО на Восток, чтобы, как они пишут "предотвратить воскрешение России и углубить контроль над центральной и восточной Европой" (там же).
Безусловно, США от политики гегемонии не откажутся, и это ясно всем, кто знаком с их стратегическими доктринами национальной безопасности. А это означает, что Китай как глобальная держава XXI века постоянно будет сталкиваться с американцами на всех участках мировой политики, особенно остро в зоне Третьего мира, к которому КНР испытывает особую предрасположенность. На региональном уровне, т.е. в Восточной Азии, так или иначе, развернется борьба вокруг стран АСЕАН.
Я бы мог привести еще немало “горящих точек”, вовлекающих Вашингтон и Пекин в стратегическое противоборство, однако здесь важно зафиксировать только одну идею - в стратегической перспективе у Китая появляются исторические шансы играть не только региональную роль ключевой державы в Восточной Азии, но и стать глобальной державой первой величины. Кстати сказать, это не столь утопичный прогноз, если иметь в виду подзабытый многими факт о том, что в 1750 г., если придерживаться современной терминологии, на страны Третьего мира (в то время это были в основном Китай и Индия) приходилось 73% промышленного производства, а на государства Западной Европы (около 20 стран без России и Восточной Европы) - чуть более 20%. В 1830 г. соотношение хотя и изменилось, но не столь значительно: 60 и 30%11. Так что можно понять озабоченность американцев наращиванием экономического и военного потенциала КНР, в котором они усматривает главную угрозу своему господству в мире.
Что же касается роли России в мире, в том числе и в Восточной Азии, то здесь мы сталкиваемся с очередным парадоксом. Она значительно превосходит объективное “место” нашей страны по любому из сфер его iриложения. И дело не только в обладании ракетно-ядерным стратегическим потенциалом. Безусловно, это имеет определенное значение, но к нему можно добавить и геостратегическое расположение России, ее необъятные пространства и богатые природные ресурсы, а также накопленный за столетье авторитет великой державы, трижды менявшей структуру и систему международных отношений на планете. Со стороны большинства стран мира еще сохраняется инерционность восприятия России как глобальной державы, со стороны многих западных стран, особенно США, это восприятие поддерживается искусственно как важный элемент большой политики (допуск в Парижский и Английский клубы, на встречи на высшем уровне “семерки”, в АПЕК и т.д.). Ее суть - предотвратить провоцирование неконтролируемой реакции поверженного “медведя”. Как бы то ни было, по своей роли Россия остается на правах великой державы, о чем постоянно мировой общественности напоминает президент России.
В реальности же внешнеполитическая роль постепенно снижается до уровня, соответствующего экономическому потенциалу нашей страны. В Восточной Азии это преломляется в следующем. Россию фактически выдавили из процесса обсуждения проблем безопасности на Корейском полуострове, т.е. из района, имеющего для нас стратегическое значение с точки зрения безопасности страны. Почти к нулю свелась наша роль в Индокитае - другом стратегическом районе ВА. Бывшие наши союзники - Вьетнам и Лаос - прекрасно обходятся и без нас. О России, правда, вспоминают в ЮВА в связи с продажей оружия Малайзии и, возможно, Индонезии. На самом деле это капля в море по сравнению с продажей оружия из США и стран Западной Европы. Знаковым является и то, что в концепциях стратегической безопасности США в Восточной Азии Россия перестала приниматься в расчет. Ее прочно заменил Китай. Иными словами, роль России в Восточной Азии оказывается еще менее зримой, чем даже “место", что ставит под сомнение способность России не только реализовывать национальные интересы страны в зоне Восточной Азии, но даже защитить их на Российском Дальнем Востоке.
В этой связи вызывает, мягко говоря, удивление оптимизм многих российских ученых-специалистов по “АТР” относительно будущей роли России в Восточной Азии или, на худой конец, в СВА. Примером подобного оптимизма может служить книга коллектива авторов из ИДВ РАН, правда, подкрепляемая массой рекомендаций из серии “если сделать то-то и то-то”, тогда мы окажемся в мировом рынке и т.д.12. Я бы мог добавить еще целый набор рекомендаций, но вряд ли это изменит ситуацию. Для всех должно быть ясно, что ни одна из них не заработает до тех пор, пока осуществляется нынешняя стратегия реформ. Только изменив стратегический вектор нынешней внутренней и внешней политики можно рассчитывать на выход из стратегического капкана, в котором оказалась Россия после 1985 г. При всем этом, вне зависимости от того, какие силы находятся в Кремле, должен быть разработан четкий план стратегического взаимодействия с КНР. Именно альянс с Китаем, а не с Японией или США, является пропуском для России в Восточную Азию. К этому вынуждают Россию интересы национальной безопасности не только на Востоке, но и на Западе, и на Юге.